Разрыв спирали
(Juri Ehlvest,
переводчик с эстонского -- Кристина Пашковская)
"Прошу Вас, учительница, не ставьте мне двойку!" - умолял Артур свою учительницу
литературы, даму средних лет и приятной наружности, имя которой Артур не помнил,
так как не часто приходилось ему иметь дело с этим педагогом.
"Знаете, милый мой, Вы ведь у меня вообще на уроки не ходили, и как же мне
прикажете Вас оценивать?" - произнесла учительница. Было что-то тоскливое в ее
голосе, но ученик понял, что этому был причиной какой-то только учительнице
известный факт, а вовсе не беспокойство за ученика.
Тогда Артур решил сыграть на этом сентиментальном тоне и соединить свою
собственную благоговейную мольбу с печальным расположением духа учительницы.
Но учительница ему помешала: "Нет, знаете, милый мой, я не могу. Не могу я, ну
посмотрите сами, Вы ведь постоянно отсутствовали."
"Я прошу Вас!"
Она пристально посмотрела на мальчика, стоявшего рядом со своим столом, в пустом
классе, в самом конце.
"Но, по крайней мере, Вы прочитали все книги, которые нужно?" - спросила она.
Артур, который в этом вопросе, первой снисходительной реплике, почувствовал
уступчивость, не мог не ответить утвердительно.
"Ну, тогда хорошо", - сказала учительница, - "В следующей четверти мы с Вами
продолжим работу. Все замечательно ответите, получите прекрасные оценки, так
ведь будет лучше?"
"Нет", - отчаянно произнес Артур.
"Ну как же так, Вы что же, не хотите хорошую оценку?"
"Да, но не в следующей четверти, я хочу в этой четверти..." - выдал испуганный
Артур. Учительница начала собирать со стола свои бумаги, и, видимо, собиралась
уходить. Артур, сообразив, что выставил себя полным дураком, пошел на последнее,
что у него оставалось.
"Ведь меня могут побить", - пугающе сказал он. Учительница вздрогнула. Она
замерла от умиления. Она смотрела в окно, и ее взгляд был устремлен куда-то
вдаль. В то же время она как-то деловито открыла дневник, будто надеялась найти
там какой-то выход.
"Но у нас больше нет уроков в этой четверти", - сказала она наконец. Мальчик
испуганно смотрел на нее.
"Ну ладно, приходите завтра ко мне в институт, знаете, где это?"
Мальчик покачал головой. Учительница ему объяснила.
Когда Артур пришел домой, то в почтовом ящике нашел письмо. Он открыл его, едва
войдя в комнату. Артур прочитал письмо. Мой отец неудачник, решил он. В письме
была куча сентиментальной ерунды. Отец уверял, что любит мать и сына, и обвинял
во всем случившемся себя.
Интересно, отец действительно не знает или просто валяет дурака, подумал Артур.
На следующий день Артур пришел на указанное место. Он нашел учительницу в
аудитории со стеклянной дверью, где было четыре больших стола, загроможденных
грудами книг и печатными машинками.
"Ага, вот и вы, превосходно, берите стул и садитесь сюда", - показала
учительница. Артур сделал, как сказано. Учительница дала ему листок бумаги и
попросила написать тему сочинения: "Уродство и красота в романе В.Гюго "Собор
Парижской Богоматери".
"Знаете, что он мне сказал", - говорила одна женщина, работавшая в этой
аудитории, - "он сказал, что мы, женщины, рожаем детей, а для них это не имеет
значения, их интересует это лишь постольку, поскольку они что-то в этом для себя
находят..." Взгляд говорившей женщины остановился на Артуре. Казалось, она
только что заметила мальчика и не закончила предложения.
"Так прямо и сказал?" - спросила другая женщина.
"Да, так и сказал".
"Не знаю, что он мог иметь ввиду", - вмешалась в разговор третья женщина.
"Ну, это ведь давно уже понятно, что у них в самом деле на уме", - сказала
первая женщина и добавила:
"Но такой глупости я от него все-таки не ожидала".
В коридоре, в углу Артур оставил на скамейке портфель с необходимыми
материалами. Сначала он пытался хоть что-то написать на листочке, но чтобы не
вызвать подозрения. Он начал быстро наносить на бумагу мелким почерком:
"Красота - это такая вещь, которая вот эдакая и немного, чуточку другая, кроме
того. Уродство, опять-таки, как посмотреть, если можно сказать, разного рода.
Важное место в романе, конечно, занимает вот что".
Здесь Артур остановился. Он пытался не возбуждать подозрения пустыми
предложениями, но в голове у него их больше не было.
Теперь, когда я опустил перо, учительница может посмотреть, что я написал, и
тогда все пропало, промелькнула у Артура страшная мысль.
Между тем женщины принялись рьяно обсуждать поднятую проблему. Артур
воспользовался случаем и стал записывать их разговор. Работа продвигалась
успешно, разговор не утихал и Артур увидел, что учительница доброжелательно
улыбается его старанию и явной компетентности.
И вот, настал подходящий момент. Артур попросил разрешения выйти в туалет.
Учительница в двух словах объяснила, где он находится. Артур быстро побежал к
портфелю. В целой пачке сочинений нашел нужное. На всякий случай Артур его
прочитал, сунул в карман и пошел обратно.
Уже с первого взгляда он понял, что произошло что-то не то. В аудитории была
могильная тишина. Артур сел за свою работу. Все женщины смотрели на него
враждебно. Только одна женщина что-то читала в листочке и бормотала: "Господи,
какая подлость, невероятно..." Артур подвинул к себе бумагу: его работа исчезла.
"Ты вообще читал?" - спросила учительница смертельно серьезным тоном.
"Да".
"Ну и о чем же в этой книге речь?"
"О том, что иногда тот, кто безобразен, может быть прекрасным, и так же
наоборот, красота красотой, но лицо ничего не значит, и человек плохой. Вот
например..." - и Артур привел убедительные аргументы в доказательство своей
точки зрения, стараясь слегка изменять слова девочки.
"Но ради бога, почему же ты тогда этого не написал?" - наконец спросила
учительница, которая поняла, что мальчик действительно читал книгу. "У тебя
решается оценка за четверть..."- добавила она еще, но больше для себя. Все
женщины, находившиеся в комнате, вытаращились на Артура как на привидение, как
на что-то абсолютно не виданное прежде, как на совершенно немыслимую тварь.
Но он стоял как истукан, с опущенной головой, и ничего не говорил. Он думал.
Он думал, что когда он выйдет из этой комнаты, то пойдет к отцу и все ему
скажет. Он скажет, что мать бросила отца не из-за того, что отец на машине
врезался в поезд и подверг их жизнь ужасной опасности. Он скажет отцу, что он
наконец выяснил, он наконец все выяснил, что видимость была плохая...
И ведь правда, хоть Артур был тогда маленьким, но все великолепно запомнил. Лило
как из ведра. На небе не было ни звезды, ни просвета. И они спешили, гнали как
можно быстрее, чтобы успеть. Конечно, Артур не торопился, и, пожалуй, отец тоже.
Так Артур отцу и скажет: объяснение-то все и причина в том, что это ведь мать
просила отца, отец писал свои отчаянные письма, а это же действительно она
требовала торопиться, это ведь все чепуха, вопрос-то весь совсем не в этом. И
что самое важное, так это то, что отец отмечал во всех своих письмах, к чему он
обращался и в начале и в конце, как будто требовал этого какой-то только отцу
известный этикет, а именно, что шлагбаум не был опущен, он был поднят вверх. В
этом отец мог бы найти себе облегчение и освобождение. Он мог бы вообразить -
так я и скажу, подумал Артур - что что-то принципиально изменилось, но он был
свидетелем, что тот, кто должен был опустить шлагбаум, держал его против правил
поднятым. И Артур дал бы дерзкий намек, что почему же его отец в своих письмах
не использовал выписки из их постановлений и предписаний, что мог бы он
постараться застраховать жену в свою пользу перед этой великолепной одинокой
дорогой, даже несмотря на то, что никто их не видел.
И когда он все это скажет, вот тогда назовет он главную причину. И он не станет
говорить, что отец должен был бы это уже сам отлично знать и не валять дурака.
Он такой сделает вид, как будто он сам недавно понял эту серьезную причину. Он
поднимет палец и скажет:...
"Почему же ты этого не написал", прервал размышления Артура раздраженный голос
учительницы. Тогда он нехотя поднял глаза. Что-то и вправду нужно было сказать.
Вдруг Артура осенила спасительная идея. Почему бы не сказать то, что он как раз
хотел сказать отцу! Едва это пришло ему в голову, он произнес:
"Когда я был еще маленьким, однажды мы попали в автокатастрофу. Я и мама, у
которой я сидел на коленях, отделались легким испугом, а отец сильно
покалечился. Он несколько месяцев пролежал в больнице. Вначале думали, что он
больше не сможет ходить, но он сделал все, что было в его силах и смог выйти из
больницы почти без костылей. До аварии у отца был приятный интеллигентный вид,
но в аварии он сломал височную кость. На ее место поставили пластмассовую и
пересадили кожу. Вам трудно себе представить, но дело в том, что в результате
операции граница волос у него опустилась почти до бровей, а этот новый
пластмассовый лоб вообще ужасно перекосило. Когда отца выписали, он хотел
обрадовать маму тем, что может ходить сам, без костылей. А двигался он очень
странно, руку держал на боку, как в судороге, будто хотел взлететь, и из-за
большого напряжения рот у него был открыт, он был совсем как моааби. Когда мама
увидела эту жуткую картину, она закричала; знаете, я больше никогда в жизни не
слышал такого отчаянного женского крика, и побежала в другую комнату. А отец,
который, видимо, не догадался, в чем дело, наверно, подумал, что-нибудь
случилось, и поковылял за мамой... Мама ведь была тогда молодой женщиной, и,
конечно, она не хотела оставаться с таким человеком. Поэтому мне пришлось расти
без отца и каждый раз, как у меня спрашивали, например, одноклассники,
приходилось отвечать, что он моряк. А на самом деле мне страшно хотелось, чтобы
у меня был отец..."
Артур замолчал, потому что понял по лицу учительницы, что его ответ был
исчерпывающим. Вот самом деле, подумала учительница, как столкнулся этот человек
в жизни с дилеммой красоты и уродства и какой же глубокий след она оставила.
Неудивительно, что не смог он написать на предложенную тему то, что думал, и
стал писать бессмыслицу и оскорбительную чушь.
Когда Артур выходил из института, он не смог взять свой портфель, потому что
учительница зачем-то проводила его до двери. Артур начал уже прощаться, когда
учительница спросила: "Ах да, я хотела спросить, если я правильно поняла, ты,
кажется, сказал моааби, что это такое?"
"Это такая штука, которой отрывают кусочки спирали электроплитки", - ответил
Артур.
Учительница вздрогнула, в ее взгляде отразился ужас.
