- Знаешь, почему журналисты редко с тобой общаются?
- Почему это?

- Побаиваются. Говорят, что с тобой трудно разговаривать, что ты сложный человек…
- Я слышала это, но я этого не понимаю, кто это говорит? Я, например, могу сказать, что с таким характером, который мне приписывают, ничего в этой профессии не добьёшься.

- Наверное, это так: ты же в этой профессии уже 20 лет. Точнее, не в самой профессии, а в этом театре. Можешь дать какое-то ёмкое определение 20-летнему театру?
- Наверное, какое-то сочное определение для этих 20 лет хотелось бы сказать, напрашивается. Для театра это какой-то сок, все уже созрели, все, как гранаты, которые лопаются уже от своей сочности. 20 лет – это много. Это столько-то потерь, столько-то радостей. Это срок, который надо прожить, его ничем другим не заменишь.

-Мне кажется, что это очень маленький срок - за два десятилетия создать один из лучших театров в стране - или я не прав?
- Назови мне хоть один театр с 20-летним стажем. Успешный, полноценный… Я не знаю такого.

- У меня сложилось такое ощущение в последние дни, что в связи с двадцатилетием больше говорили о самом Табакове, чем собственно о театре, о труппе. Например, на юбилейном вечере подарки дарили почти только ему одному.
- Тут было так: либо на этом вечере мы делаем что-то для всех понятное, либо понятное только для самих себя. Наверное, мы в этот юбилей сделали что-то для самих себя. Но мы нисколько не собирались возносить хвалу только Олегу Павловичу, как Господу Богу, нет, что ты… ни в коей мере… Я бы не хотела, чтобы кому-то в голову забралась такая идея. У нас нет культа его личности, как бы это ни казалось. Да, он Табаков - во всем, но если бы он к этому серьезно относился, было бы понятно: мол, «давайте, "культивируйте» меня", любимого, толстого". Но он же постоянно иронизирует насчёт любого лизоблюдства и того подобного, понимаешь?

- То есть он, выражаясь просто, «сечёт» всё, что происходит вокруг него?
- А то! Больше того, он ненавидит «шестёрничество». Ненавидит лесть такую, неумную. Похвалу любит, как любой человек, но он всё видит прекрасно. И мы видим, кто каким образом завоёвывает внимание Олега Павловича, потому что все хотят быть в поле его внимания, все хотят быть обласканы им.

- Ты можешь сказать, что театр Табакова сейчас - это такой же дружный коллектив, как и 10-20 лет назад?
- Это разные вещи. Сейчас мы менее дружны не потому, что такими стали, а потому, что время другое. У нас не то чтобы стало меньше времени на так называемую «дружбу», просто появилось больше высокооплачиваемых лакомств. Я имею в виду всякие подработки вроде сериалов. Появились очень вкусные слова, хорошие, которые в уши дуют; не очень честные слова, но дуют. Эта порция лести тоже сладка многим. И в какой-то период жизни это становится важнее, чем приятельство. Или заработки на стороне – тоже могут стать более важными.

Мы в деле более сплочены, и в деле можем опереться на плечо друг друга. В работе, в спектаклях, планка самоотдачи для актёра стоит изначально и ей никуда не деться. Вне дела – ради бога, дело твоё: что ты хочешь, как ты там ходишь, как ты там живешь, с кем ты дружишь, кого ненавидишь, - это твоё личное дело.

- Ты вот сейчас про всех, про других, говоришь. А сама ты как относишься к лести в свой адрес?
- Я более ранимая. Я вот преподаю сейчас студентам актерское мастерство, и вижу, когда им дуют в уши, и как они на это реагируют, вижу, как это их может портить. Я же защищена от этого в какой-то мере… интуицией, знанием того, что я могу и что не могу. Мои аппетиты по жизни, на самом деле, мои претензии к миру выше, чем каждый может мне это сказать.

- Ты не ревнуешь к тому, что в театре всё больше и больше молодых актрис и актеров?
- Меня это как-то не обижает. Тем более, что я сама преподаю и начинаю понимать, из чего состоит вот эта молодая неуёмная энергия, желание играть. Я сама была такая двадцать лет назад, не ведающая преград, с диким желанием самореализоваться. И этот миг прошёл, двадцать лет – это миг.

Да, новые молодые артисты – другие. Мы больше отдавали, они – больше берут. Поколение такое. А у нас не было ничего. У нас было желание создать театр, мы в только это и вкладывались. Не имея никаких шансов, мы имели только мечту, что у нас будет свой театр. Вот мы и вкладывались: но ради чего? Нам никто никаких гарантий не давал. Сейчас другое: «дайте нам оклад, дайте зарплату, вот тогда мы посмотрим». А 20 лет назад даже желание сыграть какую-то определенную роль редко у кого можно было встретить. Сейчас другие желания. Не создать коллектив, а заработать денег. Но время такое, и от этого никуда не деться: большой выбор, много соблазнов, "хочешь – вот тебе то, хочешь – это".

- Ты рассказываешь студентам свои секреты, как подавать себя на сцене?
- Никаких секретов. Вот как меня Олег Павлович пустил на сцену, так и существует только одна установка: всё делать только от первого лица. «Я». Всё только через себя. Своими нервами, своим сердцем. Другого способа нет.

- Был период, когда тебя не было в театре два года. За этот относительно короткий промежуток между твоим уходом из театра и возвращением обратно ты почувствовала изменение атмосферы, рост или падение театра, нравов, настроений? Ведь ты уходила из «театра-студии», а вернулась в уже профессиональный "театр".
- Если ты хочешь спросить, такой же осталась «Табакерка» или нет, то нет, не такой же. Это вообще отдельная история. "Студия" – это студия, а "театр" – это театр. "Студия" - это семья в самом буквальном смысле слова.

- Эта вся история с тем, как ты ушла из театра, а потом, спустя годы, вернулась, редко предаётся огласке.
- Я не ушла, меня уволили. Я на самом деле тогда совершила предательство, по большому счёту. Я уехала за границу, и, таким образом, пропустила спектакль, сорвав его. То есть, это настоящее предательство по отношению к этому театру. К театру, за который я ратовала, который я любила. А на поверку вышло, что шкурные интересы свои для меня тогда были выше. Табаков таких вещей не прощает. Или прощает, но не забывает никогда. Проигнорировать этот расклад он тоже не мог. И сделал выбор.

- Это было в начале 90-х, если я не ошибаюсь. В то время «Табакерка» уже была действующим механизмом, или еще нет?
- Да, это был работающий механизм, отлаженный, с исправными шестерёнками. И вот когда в этом механизме происходит сбой, Табаков как опытный Мастер пытается его наладить. А как можно в такой ситуации всё наладить? Можно уволить, можно не уволить, но дать понять, что такие вещи не проходят, что предательство в нашем сообществе не поощряется. Поэтому моё увольнение было, наверное, спровоцировано желанием показать: «Ребята, я это отмечаю и терпеть это не буду, кто бы вы ни были. Какими бы любимыми учениками вы бы ни являлись. Предавать дело нельзя». Так и сейчас. Если ты хочешь быть обласканной им, быть в обойме его забот и чаяний, - ради бога, но в меру своих вложений, своего личностного капитала в это дело.

Я вернулась, но он всё равно таит на меня обиду, - нет, это нет так. Он обиду не таит, но он и не забывает хотя бы потому, что такой факт существует в этом мире. Нельзя забыть то, что его предали его же ученики. Это предательство из серии дисциплины «Ученик – Учитель». Мы тоже должны быть достойны своего Учителя.

Или вот еще какая история была. В свою бытность много чего наговаривали на Табакова (да и сейчас), и я поверила однажды в какие-то сплетни о нём и очень возмутилась. Я дня три думала об этом, ходила с этими гадкими мыслями внутри, но не смогла жить с этим, я измучалась, потому что надо или верить на все 100%, или уходить. Я пошла просить прощения у него, сказала: «Олег Павлович, я плохо про Вас думала. Я так не могу, мне так тяжело». И для меня это не была не показушная речь, это были нормальные слова, которыми я смыла внутреннюю нечистоплотность.

- Но ведь можно назвать немало актёров или актрис, которые тоже совершили предательство по отношению к делу, по отношению к Табакову. Думаю, не стоит называть их имена…
- Не будем, да.

- …так вот, если тебе, можно сказать, повезло, и тебя приняли обратно, насколько они, по-твоему, обладают шансом вернуться?
- Всё зависит от ошибки. Моя ошибка – это одно. Она не соизмерима с теми другими ошибками, о которых мы с тобой говорим. Это другие параметры. Я знаю около десятка таких историй, это совсем другие ошибки. Я понимаю, о ком ты говоришь (разговор идёт об одной из бывших актрис театра Табакова, ставшей сверхпопулярной благодаря участию в одном из телесериалов, что и стало причиной ухода артистки из театра – прим. АНН). Это был не вынужденный уход. Там ситуация была совсем иная. Там человек прекрасно знал весь расклад. Я же не стремилась к тому, чтобы меня все знали, у меня была другая ошибка.

- Ты так искренне об этом говоришь… Получается, что журналисты зря говорят, что ты такая страшная?
- Да кто это сказал? Откуда взялась эта легенда обо мне? На самом деле, люди немного теряются, когда встречают обратное. Я не понимаю, откуда руки растут! Как у Табакова есть одна реплика: «Вот если увижу этого человека, который этот слух распустил, я ему рожу своими собственными руками разорву!»

- Ну вот… Грозишься «порвать»…
- Но я и не сюсюкаю никогда. Конечно, кому-то надо найти иные слова. Кому-то сказать, что твоё заискивание перед миром не стоит такого мира. Надо работать, а не заискивать. У меня свои данные, своя мера таланта, своя мера работоспособности.