Если пересказывать сюжет «Изгнания», получится простая мелодрама. Семья - муж Алекс (Лавроненко), жена Вера (Бонневи) и двое детей – оставляет город, переезжает в отчий дом, стоящий вдали от хоть мало-мальски населенного пункта, практически посреди безграничного луга, рядом с садами. Как-то вечером жена признается мужу, что беременна. После паузы добавляет, что не от него. Тот мечется, колесит по бескрайним дорогам, огрызается, в отчаянии звонит своему брату Марку (Балуев), вероятно, бандиту или бывшему бандиту, за утешением. В чем оно может заключаться, Алекс, кажется, сам еще не придумал. Утешение приходит само собой в виде смерти. Сюжетную концовку лучше не пересказывать, потому что для кого-то она покажется разочаровывающей своей логичностью, для кого-то – неожиданным потрясением.

В любом случае, в конце дом остается опять одиноким. И крестьянки напевают что-то красивое на не пойми каком языке. Это вовсе не означает, что крестьянки символизируют Росиию-мать-нас-не-сломать, - национальность крестьянок остается под вопросом. И действие происходит в непонятное время, в непонятной стране, с героями неясной национальной принадлежности. То ли норвежские страны, то ли донские степи (на самом деле, снимали везде понемножку, но большинство натуры было снято в Молдавии). Об отсутствии времени и места действия создатели позаботились настолько скрупулезно, что находили какие-то совершенно непонятные, но с виду очень даже приличные машины, и даже номера на них ставили такие, чтобы не было понятно, откуда автомобили. И бары интернациональные. И даже телефонные будки (мобильных телефонов нет) совершенно ни о чем не говорят. И, кстати, о языках: изначально предполагалось, что и говорить герои будут не на русском, а сразу на нескольких языках, но это исправила музыка, где смешиваются хоралы со славянскими песнопениями на латинском и старославянском языках.

То есть, наяву все признаки того, что перед нами притча, где не важен социокультурный слой. Второй фильм Звягинцева – вторая притча. Если первый, «Возвращение», сорвавший в Венеции две награды, был повествованием с сюжетом и даже с забавными диалогами, и только в конце особо догадливые понимали библейский подтекст, то здесь все точно наоборот.

Уже название «Изгнание» прямо говорит, что притча будет относиться тем или иным образом к изгнанию из рая. И правда, картинка, на фоне которой происходит какое-никакое, но действие, - это подлинный рай, созданный, впрочем, не совсем природой, а художником-постановщиком и оператором Михаилом Кричманом. Похоже, что союз Звягинцева и Кричмана способен создать новый жанр искусства, когда довольно интересный, почти детективный сюжет обрамляется фоном "под Тарковского", и можно вырезать любой кадр, чтобы повесить в качестве фотообоев. Без преувеличения, все настолько красиво, что это мешает даже следить за действиями героев. Да и герои порой действуют-перемещаются как будто так, чтобы органично вписаться в эту картинку, а не потому, что этого требует психологизм.

Впрочем, до психологизма ли, когда герои говорят не словами, а паузами. Паузы вовсе не мхатовские, система Станиславского применима только к неодушевленным предметам. Все остальное упрямо говорит, что здесь всё разыгрывается на пальцах, пускай даже это трагедия на библейской основе. Даже дочь зовут Евой и ей даже в один из моментов предлагают яблоко, хоть эта мелочь почти ничего конкретного не несет. Когда мать идет делать аборт, дети складывают на полу «паззл» картины Леонардо да Винчи "Благовещение".

Но что особенно поразительно - при всей противоречивости «Изгнание» - ничуть не скучный фильм, как кажется некоторым зрителям. Многие критики ругают картину Звягинцева в цели достигнуть высот Тарковского, постоянно говорят о неуместности намеков и знаков, которыми усеяно все пространство ленты. Но нельзя не отметить, что фон и темпоритм картины выдержан настолько безупречно, что оторваться почти невозможно все два с половиной часа. Это она с виду только тихая и длинная. Некоторые обозреватели отмечают, что уже с первых кадров начинает расти даже не напряжение, а ужас, сравнимый с фильмами Дэвида Линча. И, как у Линча, ужас сменяется то ли детективом, то ли триллером с тайной внутри. В этом отношении этот фильм может выйти действительно интересным, особенно для тех, кому "Возвращение" показался слишком простоватым для понимания. Для остальных "Изгнание" окажется или навязчивым, или "сонным царством", так же, как и его подтекст может каждому открыться по-своему.

Необходимо понять еще немаловажное значение названия фильма и еще одно значение слова «изгнание», которое можно понять только в русском языке. Изгнание бесов, в данном контексте, это и представление жены Веры в совсем ином обличии, и избавление страстей мужа Алекса, в которые он окунается после известия, что она якобы беременна. Хотя слово "якобы" - это уже приоткрывание занавеса той самой тайны, которая окружает фильм с самого начала. А таким фильмам без тайны никак.