Кто ж не знает Игоря Ясуловича? Этот сухощавый интеллигент - Электрон Иванович из «Гостьи из будущего», Финн в "Руслане и Людмиле", Юзич в "Петербургских тайнах". А еще Ясулович снимался в "Айболите-66", "Бриллиантовой руке", "Золотом теленке" и массе других всенародно любимых картин. Его имя связано с Московским ТЮЗом: Шабельский в "Иванове", Кулигин в "Грозе", монах в "Черном монахе", Ротшильд в "Скрипке Ротшильда"…

Говорят, что в МТЮЗе его называют "совестью театра". В этом году Игорь Николаевич входил в жюри фестиваля "Золотая Маска". Между спектаклями удалось пообщаться с актером.

"Однажды студенты приходят на мои спектакли…"

- Вы сейчас преподаете во ВГИКе, а до этого работали в ГИТИСе?
- Да, на музыкальном факультете, на курсе у Александра Тителя.
- Почему на музыкальном?
- Была нужда в педагоге по актерскому мастерству. На музыкальном тоже проходят этот курс в полном объеме.
- Что вам самому дает преподавание? Это внутренняя необходимость?
- Наступает момент, когда надо передать то, что накоплено, получено от своих мастеров. А второй момент: преподавание подтягивает. Могу говорить все, что угодно, но однажды студенты приходят в театр на мои спектакли, и я должен подтверждать слова делом. Ну и, кроме всего прочего, интересно смотреть, что происходит с молодыми людьми, какие они.
- И что происходит?
- В целом я бы сказал, что они не слишком отличаются от нас. Мне, например, приятно, что ребята из моего прошлого выпуска, когда ходят на всякие кастинги, стараются за собой тащить сокурсников, и это говорит об их человеческих качествах.
- Про "Золотую Маску" вас можно спрашивать?
- Нет, к сожалению, до закрытия это бессмысленно, потому что есть устав, этика. Высказывать мнение пока рано. Но я могу сказать, почему согласился работать в жюри.
- В первый раз согласились?
- Первый. Больше не буду соглашаться, потому что это неблагодарное дело – судить своих товарищей. Согласился, чтобы посмотреть, что происходит в театральной жизни.
- Так не успеваете?
- К сожалению, наша профессия мало времени для этого оставляет. Иногда удается посмотреть какие-то премьеры, но в основном занят своими делами.
- Успели понять, что происходит?
- Я успел увидеть эту панораму, увидеть разных режиссеров. Могу сказать, что смотрел очень интересный спектакль "Женитьба" Валерия Фокина (он не в конкурсе, поэтому говорю о нем).

Сериалы - работа ради заработка

- Часто так бывает, что человек много лет – хороший театральный артист, а кино замечает его много позже. У вас же наоборот: вашу карьеру можно поделить на кинопериод и последние годы – скорее на театральную работу (хотя сниматься вы тоже продолжаете).
- Киноработ тоже достаточно. Вот недавно прошел сериал "И все-таки я люблю". А кино, к сожалению, плохо прокатывают. Скажем, была у меня картина "Человек-ветер" - ее возят по фестивалям, а в прокате ее не видел. Или вот сейчас готовится к выпуску "Вишневый сад" в постановке Сергея Овчарова.
- Читала, что вы играете Фирса. Это сериал или фильм?
- Есть и теле-, и киноверсия. Работать с Сергеем Овчаровым очень интересно. Сергей Мокрицкий снял "Четыре времени любви", не знаю, как в результате будет называться картина. Но, разумеется, театральная жизнь существенно насыщеннее. Потому что драматургия здесь лучше, чем в сериалах.
- Есть актеры, которые принципиально не снимаются в сериалах. Для вас это просто работа или желание сниматься в кино, какое уж есть?
- Сериалы – это, во-первых, необходимость сниматься. Но это еще и вопрос заработка, поскольку у меня семья - и большая.
- В МТЮЗе вы как оказались? Пригласили?
- Да, пригласили играть – вот как раз сейчас еду играть Шабельского в "Иванове", Генриетта Яновская пригласила на эту роль. А после того, как вышел спектакль, мне предложили остаться в театре. До этого я работал в Театре киноактера, а в тот период там было проблематично выходить на сцену. И, кроме того, это было замечательное предложение, потому что в Театре юного зрителя, как вы понимаете, два выдающихся режиссера.
- При той безусловной репутации, которая есть и у Камы Гинкаса, и у Генриетты Яновской, все равно время от времени раздаются возмущенные возгласы тех, кто хочет детского ТЮЗа.
- Это стереотип советского мышления. Если вспомнить, как называется трилогия Льва Николаевича Толстого... А как она называется?
- "Детство", "Отрочество", "Юность".
- "Юность" - даже не "Отрочество"! А в сознании такой стереотип, что ТЮЗ – это театр для маленьких. Так ведь? Никто не меняет статус театра, и у нас есть спектакли для детей. Но дети когда приходят в театр? Как правило, в каникулы и в субботу-воскресенье днем. А вечером дети в театр не ходят. Артисты, которые играют белочек и козочек, теряют квалификацию.
- Вы в каком-то интервью говорили об особой атмосфере Московского ТЮЗа.
- Ну а какой может быть атмосфера в театре, когда есть два таких крупных режиссера? Замечательная атмосфера, которая не превращает работу в рутину.
- Вы много гастролируете...
- Да, и с ТЮЗом, и со спектаклями, которые делаются под эгидой Международной конфедерации театральных союзов (учредитель Международного Чеховского фестиваля). Это "Борис Годунов", "Двенадцатая ночь" и "Три сестры" английского режиссера Деклана Донеллана. ТЮЗ ездит довольно много. И в Авиньоне мы играли спектакль, и в Марселе на фестивале показывали "Собачье сердце". С этим спектаклем ТЮЗ вообще весь мир объездил.
- Насмотрелись на разные залы?
- Это тоже включает в себя профессия. Разные залы – это всегда возможность влить в спектакль свежую кровь, потому что вы должны приспособиться к новому пространству, понять, как в этом пространстве будет существовать спектакль.
- А зрительское восприятие?
- Сначала сценическое пространство, потом уже приходит зритель. Многое зависит от того, как идет спектакль – с синхронным переводом или с бегущей строкой. А дальше, разумеется, все зависит от реакции зала: если она непосредственная, живая, то это может помочь спектаклю. Чем еще хороши гастроли? Режиссер поставил спектакль, время от времени наблюдает за ним, но уже отвлекается на другие работы. А на гастролях он смотрит, репетирует и у нас обязательно возникает что-то новое. Иногда что-то амортизируется, острота и свежесть со временем уходят. Очень важно себя встряхивать.
- В какой стране самый тяжелый зритель?
- Да, честно говоря, не могу сказать.

Великий Инквизитор и вертикаль власти

- Премьера спектакля "Скрипка Ротшильда" игралась в Америке?
- Да, мы выпускали его в Йельском университете. Так сговорились. В Америке во всех университетских городах есть театры.
- В этом спектакле нет звука скрипки, вместо него - звук пилы…
- Я не могу объяснить, почему так сделано, но самое простое объяснение: воображение у зрителя работает интенсивнее.
- В общей атмосфере спектакля звук тоже работает...
- Да, кроме всего прочего, это звук, который создает определенное настроение. Это достаточно многозначный образ, в нем и Яков, который делал гробы, пилил, строгал. Мне идея Камы Мироновича понравилась.
- Как проходят репетиции у Камы Гинкаса? Режиссер с такой сильной энергетикой дает свободу актеру? Актеру такого масштаба, как вы?
- Я могу только сказать, что над каждой вещью, которую он ставит, Гинкас долго размышляет. Как я понимаю, он очень давно хотел ставить рассказ Чехова "Черный монах" – и поставил. Когда человек долго размышляет, концепции могут меняться, но он знает, что нужно получить от актеров и насколько он может отпустить их, где остановить и куда повернуть.
- Манипулировать актером такого масштаба, как вы, вряд ли получится?
- А никакой манипуляции и нет. Только нужно время, чтобы вникнуть и погрузиться в замысел. Кстати, в кино - и в советском, и в нашем российском, лучше всего работают театральные актеры. Они оснащенные, им есть что предъявить. Когда вы играете хорошую драматургию, идет процесс накопления. Вы что-то новое открываете для себя.
- "Нелепая Поэмка" - спектакль, поставленный Гинкасом тоже по великой литературе - по "Легенде о Великом инквизиторе" Достоевского. Вы видели спектакль Питера Брука "Великий инквизитор" на Чеховском фестивале?
- Да. Это немного другое. Это такой моноспектакль, монолог, очень профессионально сделанный.
- Мне кажется, в нем отсутствует режиссерская оценка.
- В общем да, но все зависит от того, что волновало Брука.
- Мне кажется, Гинкас если и не оправдал, то уж точно подтвердил позицию инквизитора. Ввел массовку, калек, с экранами телевизоров на груди требующих хлеба…
- Нет, я не могу с этим согласиться. Вы видите, вы слышите, и вы делаете выводы. Вам близка эта позиция или вызывает протест? Думайте. Я ведь не адвокат и не гуру. Но я понимаю, о чем говорит Великий Инквизитор. Если спросить: разделяю ли я его позицию? Нет, не разделяю. Но видите, как мы легко согласились с вертикалью власти? Он говорит: "… мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ. Скажем им, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Да, мы заставим их работать, но в часы, свободные от труда, мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками".
Вам нравится такая перспектива?

"… Чтобы суд судил по закону"

- Вы общественно активный человек, участвовали в деле Алексаняна и даже присутствовали на заседаниях суда…
- Нет, не общественно активный. Просто речь шла о милосердии, и все. Меньше всего мне хотелось бы привлекать к этому внимание. Просто я не мог не откликнуться. Мое дело совсем другое: выходить на сцену. Все очень просто: надо чаще читать Александра Сергеевича Пушкина. Я имею в виду власть. У Пушкина сказано: "И тем любезен буду я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал". И театр не должен превращаться в политическое действо, он должен быть художественным. Суп отдельно, мухи отдельно.
- Вы слышали о списках "хорошей" и "плохой" интеллигенции, составленных журналистом "Эхо Москвы" Владимиром Варфоломеевым?
- Нет.
- Ваше имя там тоже есть. В одном списке – представители творческой интеллигенции, которые оставили свои подписи под письмами в защиту Ходорковского, Алексаняна и на прочих документах, оппозиционных власти. В другом – актеры, режиссеры, музыканты, члены "Единой России", "подписанты" за третий срок Путина, за тюремное заключение Ходорковского и так далее.
- Не знаю. Я не думаю, что нужно так разделять. Зачем подписывают верноподданнические письма – тоже не знаю и не берусь судить. Бывают разные жизненные обстоятельства. Есть люди, от которых зависит не только их собственная судьба, но и судьба коллектива.
- Вам нравится время, в которое вы живете? Чего-то не хватает в нем?
- Да, не хватает. Было время, когда я вдруг подумал: вот хорошо все. Скажем, надо было мне приватизировать квартиру, а мне не давали это сделать в ЖЭКе. Я спросил: "Что делать"? Мне сказали: иди в суд. Я пошел в суд. Ответчик один раз не пришел, второй раз не пришел. И судья сказала, что если еще раз не придет, то автоматически дело решится в мою пользу. Все было по закону. И когда это произошло, я понял, что все меняется. Мне бы очень хотелось, чтобы наш суд судил по закону, но этого пока нет.
- Вы снялись более чем в 120 картинах – подсчет сложен. Среди них и всенародно любимые. После какой картины вас стали узнавать?
- Кино и телевидение - дело такое, что буквально раз мелькнул – и всё. Это не Бог весть какая трудная задача – чтобы тебя узнали. Весь вопрос в том, как тебя узнают, что интересует публику… Если тебя просто отмечают, видят – это один разговор, если назойливо лезут – другой. В советском кино больших ролей я не играл, но это были запоминающиеся эпизоды, и меня знали.
- Вы довольны своей актерской карьерой?
- А я не задумываюсь. Есть работа, интересная работа. В театре мне интересно работать. С ребятами интересно. Если недоволен, надо бросать профессию.
- Вы закончили еще режиссерский, но не переквалифицировались…
- Закончил. Но как-то судьба погрозила пальцем и сказала: не надо, занимайся вот этим делом.
- Погрозила?
- Были такие обстоятельства, сложности со второй картиной… Предполагаю, что это было знаком: вернись к своему.
- Вы фаталист?
- Да нет, но почему-то это произошло? Благодаря режиссерскому образованию я могу понимать проблемы и тех, кто стоит по другую сторону камеры. У артистов есть такая малопривлекательная черта: эгоцентризм. Нам кажется, что все замкнуто только на нас. А вообще говоря, и театр, и кино – труд громадного числа людей, которые заняты делом. Это и художники, и режиссеры, и композиторы, и осветители, и рабочие сцены – все работают на спектакль.