Аркадий Духин: Я пою Высоцкого на иврите, а свои песни — на русском
На концерте, состоявшемся в рамках фестиваля «Фортепиано принимает гостей» несколько дней назад в Тель-Авиве, Аркадий Духин преподнес сюрприз своим слушателям — он не просто запел по-русски, а представил целую программу на русском языке. В ходе концерта певец терпеливо объяснял своим ивритоговорящим зрителям незнакомые им культурные коды, кратко переводил содержание песен.
«Я пережила определенный шок, — призналась после концерта Лиор, давняя поклонница творчества Аркадия Духина. — Судя по имени, я догадывалась, что Аркадий имеет русские корни, но даже не предполагала, что он знает русский язык. Полагала, что он относится уже не к первому поколению репатриантов».
«Возвращение к корням» — таково рабочее название диска, над которым работает сейчас музыкант. В него войдут исключительно песни, написанные на стихи русских поэтов.
С Аркадием Духиным беседовала корреспондент Агентства национальных новостей.
— Как правило, творческие люди, попав в Израиль, сначала пытаются завоевать признание русскоязычной публики, и лишь потом с трудом пробиваются к большой израильской аудитории. Далеко не всем это удается. У вас же произошло ровно наоборот.
— Я приехал в Израиль в 1979 году, с тех пор 27 лет я практически не говорил по-русски. Года три назад стал ощущать в себе недостаток общения с языком, с культурой. Начал читать по-русски, в основном современную поэзию, и почувствовал, что какие-то вещи я могу выразить на русском глубже, сильнее, чем на иврите. Взяться за такой проект было страшно, я прекрасно понимаю, что все мои предыдущие заслуги, регалии, популярность не имеют здесь никакого значения, нужно начинать с нуля. Но мне это безумно интересно.
— Вы не боитесь потерять таким образом часть вашей израильской аудитории?
— Бояться — не боюсь, хотя, возможно, так оно и произойдет. Но я очень надеюсь, что большинство моей публики примет эти перемены и заинтересуется тем, что я делаю сейчас, новым витком в творчестве. Мне скучно постоянно крутиться вокруг наработанного годами, делать то, чего от тебя ждут. Конечно, я рискую, но рискую осознанно.
— Недавно вы с женой удочерили 9-месячную девочку из России. Почему именно из России? Это тоже осознанный шаг?
— Совсем нет. Моя жена Сима из иракской общины. Мы серьезно готовились к усыновлению ребенка, со всеми надлежащими документами обратились в организацию, занимающуюся вопросами усыновления, не ставя абсолютно никаких условий. Нам сразу предложили удочерить девочку из России, и мы с Симой, не раздумывая, отправились в Сибирь, где жила малышка. Влюбились в нее с первого взгляда. Впрочем, мне кажется, что я полюбил ее еще до того, как увидел.
Этот момент совпал с моим погружением в русский язык, в русскую поэзию. Еще не было конкретного проекта, но с появлением в моей жизни дочери все это обрело особый смысл. То, что она именно из России — как знак свыше. Все, что я делаю сейчас — для нее и ради нее. Не собираюсь ничего навязывать ей в жизни, но она непременно будет знать русский язык и не забудет своих корней. Сейчас Май уже год и 4 месяца, жена разговаривает с ней на иврите, а я — по-русски, читаю ей русские сказки, пою русские песенки. Надеюсь, оба языка естественным образом войдут в ее жизнь.
— До отъезда в Израиль вы жили в Белоруссии. В 1979 году еще не было массовой репатриации; у вашей семьи были какие-либо политические или экономические причины для столь решительного в те годы шага?
- Мне было 15 лет, и я сам ничего не решал. Меня увезли родители. Ужасно злился на них тогда за то, что вырвали меня из родной среды и погрузили в абсолютно, как мне тогда казалось, чуждую. Ими же двигал элементарный страх и желание оградить меня от бандитской атмосферы провинциального городка с его беспробудным пьянством и драками. Да я и сам не был пай-мальчиком: меня — били, я — бил.
На первых порах и в Израиле я не давал покоя родителям. Школу я бросил, пошел в армию и сразу попал на Ливанскую войну. Потом работал в разных местах, где подвернется работа, стремясь только к одному — заниматься музыкой. Нашел единомышленников, с которыми создал группу, и мы пошли вместе этим тернистым путем. Только через 9 лет вышел наш первый совместный альбом. После распада группы я занялся сольной деятельностью.
— Вас называют человеком, который открыл израильтянам творчество Владимира Высоцкого.
— Песни Высоцкого значат для меня очень много. В них идеальное сочетание стихов, музыки и исполнения, что и создает целостное произведение. Я сам переводил их на иврит, и они – неотъемлемая часть моего репертуара. Мои ивритоязычные слушатели приняли их и полюбили так же, как и я. Некоторое время назад в Израиль приезжал с гастролями «Театр на Таганке», для его артистов я пел Высоцкого на иврите. Сначала атмосфера была очень напряженной, на меня смотрели как на жалкого наглеца, посягнувшего на святое. Когда же я закончил петь, ко мне подошел Валерий Золотухин, несколько секунд молча смотрел в упор, а потом крепко поцеловал в губы. Я ужасно смутился, не понял сразу, что этот жест обозначает признание за мной права петь Высоцкого.
— Ваши песни очень разные и по содержанию текстов, и по музыкальной стилистике. К какому жанру вы себя относите?
— Не люблю четкого определения жанра в современной музыке. Мне все интересно, и ничто не вызывает отторжения. Важно работать профессионально и качественно. Тексты могут быть и легкими, но не пошлыми. Поэтому не разделяю презрения к так называемой «попсе». Можно работать достойно на эстраде, а можно опошлить и высокий жанр.
— Следите ли вы сейчас за тем, что происходит в России, в ее песенной культуре?
Конечно, и с большим интересом. Очень заинтересовала меня группа «Пятница», творчество Земфиры. Надеюсь, что в рамках моих сегодняшних проектов возникнет и возможность поработать с российскими музыкантами.
