Как-то раз один из моих американских виртуальных знакомых-поэтов прислал мне в
подарок книжку, где были опубликованы 144 автора (в том числе и мой знакомый ;)).
Некоторые стихи выглядели необычно. Так нашлась Николь Блэкман.
Всем рекомендую посетить eе сайт.
Она строит из себя бог весть кого, потом заявляет, что "мне все равно, как
вы меня называете, пока люди покупают мои книги". Впрочем, как обнаружилось
при личной переписке, у Николь неплохое чувство юмора. При черно-мрачных,
порой похожих на заговоры, стихах.
Наслаждайтесь на здоровье: Николь Блэкман впервые на русском языке в "Мастерской
переводчика". - annaz
Жертва
("Victim", Nicole Blackman,
переводчик с англ. - Анна, 2000)
Почувствовав движение машины, я открываю глаза.
Воздух чернильно-черный, чугунно-черный, черно-черный.
Запах бензина, масла, животных.
Я в кузове.
Мои запястья и лодыжки связаны.
Лента заклеивает рот,
она почти закрывает мой нос,
но я могу свободно дышать.
Наверное, я была здесь несколько часов,
все связано крепко, и моя голова ударяется,
как будто кто-то барабанит по фарфору.
Машина останавливается.
Он выключает мотор - но ни звуков транспорта не слышно,
ни звуков людей. Ни ветра. Где бы могло не быть ветра?
Я поворачиваю голову к звукам,
как люди смотрят на радио, когда случается что-то ужасное.
Мои ладони потеют. Где я?
Кузов скрипит, когда он открывает его, и солнце слепит меня.
Он выглядит почти как безликий Иисус, окруженный светом.
Он вытаскивает меня из кузова и ударяет моей головой о дверь.
Я пытаюсь закричать, но вместо крика выходит мычание.
Он тащит меня, почти стоящую, по грязной дороге в дом.
Я не успеваю заметить другие дома, а этот выглядит как ферма.
Дверь захлопывается за мной, и я чувствую сильное, сильное давление внутри.
Все правила изменены здесь.
Меня тащат вниз по проходу как мешок, я ищу телефон, другие двери.
Ничего, кроме непокрытого пола и коричневых коробок в комнатушках.
Он тянет меня в ванную,
и моя голова почти трескается, когда он вдавливает меня в пол.
Наклоняет голову и всматривается в меня,
как будто я была зверьком, потом выходит.
Я лежу там долгое время, пытаясь избавиться от ленты.
Мои глаза слезятся, я не издаю ни звука.
Я не могу встать и продолжаю кататься туда сюда, пытаясь не шуметь.
Я должна заставить его говорить со мной.
Если я смогу убрать эту штуку с лица, то я смогу говорить с ним.
Я скажу ему свое имя.
Ты убивал других женщин здесь?
Я думаю, у тебя их сотни, на гвоздях
висят на стенах, свешиваются с вентиляторов на потолке,
качает мертвых летний ветер.
Почему ты похитил меня?
Если бы я осталась до конца в библиотеке,
я была бы там на двадцать минут дольше, и
может быть, со мной было бы все нормально.
Я бы спешила домой с охапками книжек в руках, как ребенок,
и разбрасывалась бы оправданиями.
Извините, что я опоздала.
А ты бы все равно дождался меня?
А ты бы похитил другую женщину?
А я бы прочитала про нее в газете и сказала
бог ты мой, я была там этой ночью…
и позвонила бы в панике своим друзьям.
Рассказывая им, как сильно я их люблю,
как будто у меня не будет другой возможности.
Интересно, что там сейчас делают. Развешивают объявления.
Показывают мое фото в вечерних новостях. Звонят старым друзьям.
Может быть, я еще не считаюсь пропавшей.
Моя семья развалится, а родители сойдут с ума. Медленно.
Мой брат притихнет на похоронах и добьется, чтобы гроб был закрыт.
(Я даже никогда не говорила, как я хочу быть похоронена, когда умру.)
Может быть спустя годы, они найдут мой скелет
здесь, на полу, и им пригодится карточка дантиста, чтобы опознать меня.
Моя семья скажет: "Теперь мы хоть знаем.
Мы всегда надеялись, что она где-нибудь живая.
Мы только надеемся, царствие ей небесное."
Когда я сплю, я вижу сумасшедшие сны - я летаю над полями.
Я не думаю, что я сплю больше двадцати минут, и когда я просыпаюсь,
чувствуется, как будто я под тяжелым одеялом. Я все еще тут.
Когда я просыпаюсь, я слышу собаку, лающую вдалеке,
и мне кажется, что я у родителей в Южной Калифорнии.
Когда я открываю глаза, между ними приставлено дуло.
Я никогда не выйду замуж.
Я никогда не стану мамой.
Я никогда не поеду в Европу.
Я никогда не научусь играть на пианино.
Я никогда не напишу книгу.
Последнее, что я слышу, это щелчок.
Святая
("Holy", Nicole Blackman,
переводчик с англ. - Анна Жданова, 2000)
Я ем только сны и воздух,
и все думают, что я немая,
но я умна, потому что я догадалась до этого.
Я стройнее тебя,
и я сжигаю мою кожу постепенно,
добираясь до костей и самой себя,
добираясь туда, где я неотъемлема,
добираясь туда, где я.
Кушанья больше не искушают меня,
потому что я преисполнена энергией и разумом,
Я даже могу отказаться от воды теперь,
потому что я живу на частицах себя,
которые мне не нужны больше.
Я могла чувствовать медленные капли боли раньше,
кружившие внутри, где должны были быть мои легкие.
Теперь я чиста внутри.
Я выкинула сотни вещей, которые мне не нужны больше.
Все мои платья и лифчики,
дурацкие вещи, типа джинсов и носков.
Чаще всего я проплываю по дому голой,
так, что я могу видеть себя в зеркала.
У меня сотни зеркал везде,
и они отвечают мне все время.
Они хранят меня праведной и чистой.
Они подтверждают, что я еще тут.
Когда я узнала, что мне нужно делать,
я взяла все мои блокноты, все мои рукописи
и ела их страница за страницей,
чтобы я смогла забрать свои слова с собой.
В конце я смогу контролировать свою жизнь, и даже смерть,
и я умру медленно, как дым, покидающий трубку.
Это мое величайшее представление,
и все актрисы, которые получат мои роли, скажут,
как чудесно позволить себе настолько сойти с ума,
как чудесно отправиться в такое путешествие,
не заботясь о том, вернешься ли ты, чтобы рассказывать об этом.
Теперь я выцарапываю слова на стенах дома,
а люди будут ходить в этот музей и узнавать,
как кто-то типа меня заканчивает вот так
(они скажут, что где-нибудь здесь есть искусство).
Все, что выходит из меня, священно,
все слезы, весь кашель, вся моча.
Все, что отходит от меня, священно,
все ногти, все ресницы, все волосы.
Голод священен, и я царапаю своими костями
окна ночью.
Я зажигаю свечи и чувствую, как я испаряюсь.
Тело - это маленькая церковь, маленький храм.
Ты не можешь видеть меня теперь, потому что я ушла внутрь.
Моя семья не звонит теперь.
Мои друзья не звонят теперь.
Ты не можешь вредить мне теперь.
Они не могут вредить мне теперь.
Только я могу.
И это нормально.
Я не нуждаюсь в них теперь.
Я могу не брать их собой.
Я разговариваю с собой.
Я танцую с собой.
Я питаюсь собой.
Когда они найдут меня, у меня на лице будет маленькая улыбка,
и они завернут меня в белую ткань, и положат меня в землю
и скажут, что они не понимают.
Но я понимаю.
Я не мешаю больше.
Я не одинока больше.
Я не печальна, я не прекрасна больше.
Я покончила с этим.
Я чувствую святость и чистоту, когда, растянувшись на полу, я пою.
Иногда бог забегает на минутку и говорит, что я в порядке, я почти там.
Каждый день я приближаюсь к исчезновению.
Иногда я не могу встать, потому что комната двигается под ногами,
и я улыбаюсь, потому что я почти там,
я почти ангел.
Однажды, когда я стану достаточно тонкой,
я выйду на улицу,
взмахивая руками так, чтобы лететь,
и я буду такой легкой, что я пройду сквозь всего тебя
молчаливо,
как ветер.
Ты никогда не готова
("You are Never Ready", Nicole Blackman,
переводчик с англ. -- Анна Жданова, 2000)
Через четыре минуты ты уйдешь, и я должна тебе сказать почему.
Когда звезда разбивается, благодетели заряжаются током.
Твоя жизнь изменяется, как тебе не представляется.
Когда твои мечты чисты, они работают как машины и оставляют головокружение.
Когда ты впервые открываешь, что умираешь, кажется, что все говорят "до свидания".
Когда твои мечты чисты, они работают как машины.
Ты должна изменить свою жизнь. Ты никогда не готова.
Бывают люди, которых нужно обойти, просто они пачкают тебя,
они не ценят твоих сокровищ.
Ты падаешь, ты вылизываешь, ты любишь их, но этого мало.
Они не представляют ничего особенного, а ты -- такой дар.
Если бы в тебе не было волшебства, ты была бы такой, как все.
Представь себе такую трагедию.
Любовь как слёзы как творчество как смерть требует одиночества.
Я знаю, что трагично быть нежной.
Я знаю, что опасно быть доброй.
Я знаю, что порочно быть неравнодушной.
Послушай меня, я знаю, что произойдет с тобой.
Тебе не надо окна, тебе нужна пожарная лестница,
тебе будет нужен световой люк, чтобы попасть, куда ты собираешься.
Я не могу тебе сказать куда.
А тебе снится, что ты пуста
и тебе снится, что ты непроста
переделай всё что припомнишь
и это переродится в обломки.
И те, кто ниже тебя, не поднимут тебя,
всякий потерян потерян потерян
всякий потерян потерян потерян.
Учись плыть одна, учись летать.
Оторви их, как длинную нить, и учись переплывать тёмные воды в одиночестве.
Посмотри вверх на звёзды звёзды звёзды, и уясни себе, что теперь это твоё небо.
Всплесни руками и лети
вперед в нуреевском пируэте
закрой глаза и прогромыхай по улицам
возвышайся над деревьями
обгоняй такси
не волнуясь о том что нужно попрощаться
с детьми которые смотрят тебе вслед
благоговейно
касаясь пробегающих небоскребов
и глядя вверх вверх
отцепи длинную юбку
которая тормозит и тянет вниз
и не оглядывайся назад из-за нее
потряси землю
скажи этим крутым лётчикам и Супермэну
что ты уходишь от них
почувствуй как твои волосы струятся
по ветру который слепит тебя
заставляет открыть пересохшие губы
теперь тебя никто не сможет тронуть
выбирайся из этого траханного мира
так быстро как только сможешь.
