Режиссер, поставивший такие неоднозначные спектакли, как «Признание авантюриста Феликса Круля», "Игра в жмурики", "Псих", "Милый друг", "Хомо Эректус" и десятки других скандально известных пьес, поразительно серьезно относится к проблеме воспитания детей силой искусства.

Встреча со знаменитым театральным режиссером Андреем Житинкиным случилась на премьере детского кинофэнтази "Хроники Нарнии. Принц Каспиан" накануне Всемирного дня защиты детей, потому основной темой разговора стал именно вопрос зрелища для детей.

- Удивительно вас встретить на премьере откровенно детского фильма. Как вы относитесь ко всем этим сказкам или к широко практиковавшимся  новогодним утренникам для детишек?
- Я считаю, что это как раз и есть самое благородное – то, что мы можем вложить в головы наших детей. От этого зависит будущее людей и, как ни странно, будущее страны. Зрители детских спектаклей – это те, кто в будущем придет на Камю, Теннеси Уильямса или Оскара Уайльда.

Вот пример: я очень люблю Евгения Шварца. Я вообще считаю, что он писал не для детей, он просто закодировал в эпоху тоталитаризма, в сталинское время, всё то, что он не мог сказать. Это, в принципе, шло еще от Хармса и ОБЭРИУТов. Совсем неслучайно то, как страшно закончил Хармс и как закончил Шварц. Вот тут и начинаешь размышлять: безусловно, ребенок понимает все на уровне метафорическом, волшебном, а потом он уже начинает понимать, что все эти короли – это такие же реальные тираны, что очень мало добрых королей и так далее.

Я думаю, что сказка про Нарнию – это сказка с философским содержанием плюс еще и, как сейчас принято в кинематографе, феноменально зрелищная, и это важно, потому что дети сейчас в вопросах зрелищности – самые строгие судьи. Ведь такие фильмы испытывает огромную конкуренцию, дети сейчас столько смотрят, что удивить их очень сложно. И вот меня как режиссера сильно волнует: чем удивить зрителя?

В театре есть правило: "Дети до 16 лет не допускаются", - но я на свои даже самые сложные, самые жесткие спектакли ребенка в сопровождении родителей пускаю. И вот еще какой вопрос: кто и что после этого вынесет? Даже если ребенок запомнит какое-то цветовое пятно, мизансцену, костюмы или всего одну фразу – это уже хорошо. Если он что-то не поймёт, то и не надо, он потом это всё в будущем, отматывая назад, может быть, вспомнит. Уровень зрелищности не должен делиться на "детский" и "взрослый".

- Киношный уровень или театральный?
- И тот, и другой. Вот объявили по телевидению, что 2008 год – это год семьи в России. Под это дают гранты, под это люди спокойно берут огромные деньги, но продукция на выходе – как правило, халтура. Это меня пугает. Особенно, когда наши деятели начинают размышлять, что бы такое - этакое для детишек наших сделать и побыстрее, - это сразу становится началом пути к низкой пробе. Как ни странно, серьезность государства по отношению к детям и инвалидам – это уровень цивилизованности.

- Если бы вам дали текст откровенно детский, вы бы взялись за него? Например, "ёлки новогодние"…
- Смотря какая цель и для какой аудитории. Я, например, с удовольствием приезжаю на международные детские фестивали, потому что мне интересно, как там сейчас работают технологии и насколько на Западе не жалеют денег на развлечения.

У нас долгое время считалось, что нельзя просто так развлекать детей. Да ничего подобного! В любом развлечении есть уже атом радости. Это уже счастье, ведь русские почему-то считаются унылой, угрюмой нацией, и только сейчас мы стали эту унылость преодолевать. Детей надо вовлекать в игру во всех её видах. На уровне игры, каких-то мастер-классов. Я даже проводил нечто подобное на международных фестивалях, когда приходили не только взрослые, но и дети. Это абсолютно нормально. Мы почему-то на детях экономим, а как к ним относится Запад – мне всегда интересно. Там прекрасно понимают: от того, что получит ребенок, сколько любви, зависит и какая будет армия, и какие будут пилоты в самолетах, и даже какая безопасность у этого государства в будущем.

- Но ведь в первой части "Нарнии" есть глубокий и ничем не прикрытый религиозный подтекст. десантируемый прямо в детские головы.
- Нет, я против назидательства. Ребенок должен сам выбрать. Тут не должно быть какого-то 25-ого кадра. Если ребенка кодируют – это очень опасно.

- Даже если это христианское кодирование?
- Неважно. Христианство, так скажем, замечательная религиозная ветвь, но к нему присосалось, вы сами посмотрите, огромное количество всяких сект и бог знает чего. Детское сознание – очень открытое, ранимое. Даже внутренний, скрытый кадр – это не очень хорошо. Вот то, что есть на уровне "притчевости", - это еще допустимо, а догматы – не совсем верно. Нельзя перегружать психику ребенка.

- И все же, чем должен обладать текст, чтобы вы за него взялись?
- Безусловно - метафоричностью, чтобы можно было легко фантазировать, и даже некой философской подкладкой. Вот тот же шварцевский ход мне очень дорог, я очень внимательно отношусь к сказкам-притчам. Если это притча с феноменально доброй идеей и простым подходом, то я буду её делать.

- Вот вы говорите много про Шварца, но, насколько нам известно, у вас нет ни одной постановки по Евгению Львовичу.
- По Шварцу нет. В тот момент, когда я собрался ставить "Дракона" и даже проговорил идею (не буду называть в каком театре), пригласил одного известнейшего блистательного актера, в это время другой режиссер уже "увёл" у меня эту идею. А два "Дракона" в одной Москве, так сказать, сожрут друг друга. Но все равно я считаю, что это суперсовременная пьеса. Несмотря на то, что это сказка, у нее очень взрослый текст. Дети, скажем, смотрят историю одну, кто-то смотрит историю любовную, а кто-то увидит ту самую абсолютную модель тоталитаризма, причем, не обязательно советского. "Дракон" – это модель тоталитарного государства. Гитлер при каком-либо стечении обстоятельств сжег бы и Шварца.