Профессиональный опыт Алексея Ратманского, возглавляющего с 2004 года балетную труппу Большого театра, незауряден. Несколько лет танцевавший на сценах Королевского Виннипегского балета и Королевского датского балета, он работал с живыми легендами современной хореографии – Килианом, Ноймайером, Уэлшем, Бежаром. Ратманский-хореограф, осуществивший более двадцати постановок, имел возможность оценить и использовать потенциал балетных трупп Мариинки, Нью-Йорк Сити балет, Шведского королевского балета, балета Сан-Франциско. В этом году он получил «Золотую маску» лучшего хореографа за спектакль "Игра в карты". А за постановку спектакля "Светлый ручей" (два года назад получивший четыре "Золотые маски") в июне этого года Фонд Юрия Башмета наградил главного хореографа страны премией Дмитрия Шостаковича.

- Алексей, вы довольны своим «Корсаром»?
- Могу сказать, что получилось то, что мы задумали с Бурлакой (балетмейстер Юрий Бурлака – соавтор Ратманского по постановке «Корсара» – прим. АНН). В этом смысле я очень доволен. Вся труппа работала с большим вдохновением. Спектакль будет меняться с каждым новым исполнителем, он изменяется и у тех, кто повторяет свои выступления. Думаю, что он приобретет свой вид после осенней серии – это закон такой. Настоящее качество приобретает десятый спектакль.

- Вы не побоялись применить столь несовременные приемы по отношению к современному зрителю…
- Вам виднее, но я тоже смотрю «Корсара» из зрительского зала и мне не скучно. Конечно, погружение в определенную среду, эпоху… Но мы ставили перед собой несколько задач. Во-первых, мы показали работу Петипа. Я могу сказать с полной определенностью, что ничего ближе к Петипа в нашем репертуаре нет. Это все зафиксировано на бумаге, мы использовали все архивы, все возможные источники, в том числе знаменитые записи Николая Сергеева, хранящиеся в Гарвардском университете. Другая наша задача была – чтобы специалисты с трудом могли отличить, где Петипа, а где не Петипа. И я думаю, что, если бы мы не раскололись на каких-то презентациях и пресс-конференциях, то они бы и не отличили. Кроме того, мне как зрителю нравится, потому что это – красиво.

- Погружения в эстетические каноны другой, «медленной» эпохи - антидепрессант?
- Вполне. Те, кто хочет смотреть короткие балеты, должны приходить на короткие балеты. Но любой балет девятнадцатого века будет длинным. Двухактных балетов сохранилось, практически, - «Жизель» и "Сильфида". Все остальное – это большие три-четыре-пять актов, которые мы, конечно, сокращаем до трех. Сокращать еще больше, значит, идти на перерез стилистике и здравому смыслу. Балет девятнадцатого века требует определенных усилий со стороны зрителей. Хотя мы старались сократить эти усилия до минимума – сделали более динамичной игру, оставили минимальное количество пантомимных сцен – только чтобы сюжет не терялся.

- Вторым вашим опытом в деле восстановления балетов станет «Пламя Парижа» Бориса Асафьева в постановке Вайнонена, премьера которого в Большом назначена на июль 2008…
- Сейчас концепция в процессе разработки. Я не думаю, что мы будем делать спектакль таким, каким он был в 1932-ом году.

- Балет «Пламя Парижа» знаменит тем, что в нем еще и поют. В вашей версии петь будут?
- Возможно.

- Есть какие-то более близкие планы?
- В качестве хореографа надеюсь осенью участвовать в фестивале «Территория».

- На каком этапе производства находится ваш окутанный тайнами совместный проект с Дианой Вишневой?
- Результат должен быть показан в феврале, за границей. Со временем покажем его и в России.

- В нынешнем сезоне вы поставили в Финляндии «Анну Каренину», и это уже третья ваша "Анна". Из трех "Карениных" какую предпочитаете?
- Прекрасная Анна была в Вильнюсе - Эгле Шпокайте, и очень хорошая в Хельсинки - Минна Тервамяки. А вот Вронских лучше, чем в Копенгагене, не было.

- Что такое финский балет - по менталитету?
- Финский балет - очень финский балет.

- Это такой очень медленный балет?
- Даже очень быстрые танцы они исполняют спокойно и с достоинством. Кроме классических балетов, там идут интересные современные постановки, а некоторые финские хореографы, такие как Йорма Уотинен, Теро Сааринен и Йорма Ило, известны во всём мире.

- Вы снова будете что-то ставить за границей? Как долго будет отсутствовать главный хореограф страны?
- Я буду исчезать максимум две недели. В Голландии это будет балет «Русские сезоны» на музыку Десятникова, а в Америке - постановка нового спектакля, о котором я пока ничего не могу сказать.

- Мне показалось, что музыка к одному из спектаклей постановки «Вечера американской хореографии» – "В комнате наверху" - провоцирует головную боль. Очень утомительное и навязчивое сочетание звуков. Идет в записи, потому что оркестр Большого не смог ее исполнить. Танцоры не жаловались на то, что так можно и с ума сойти?
- Мне трудно комментировать. У одних от Филиппа Гласса болит голова, а другие засыпают под Чайковского. На премьере «Весны священной» Стравинского публика кричала: "Дантиста!", имея в виду, что у них зубы разболелись от музыки. Это было 100 лет назад. По-моему ваш вопрос из той же серии. Кстати не забывайте, что артисты балета - современные молодые люди, пользуются компьютерами и ходят в клубы. Они живут в современной Москве и танцуют "В комнате наверху" с огромным удовольствием, потому что чувствуют, что это про "сегодня". Хотя процесс постановки был трудным, там ведь очень много необычных движений.

- Если баланчинская «Серенада» и "Misericordes" Кристофера Уилдона обращены к чувству, то "В комнате наверху" воспринимается, скорее, умом…
- Балетов, обращённых только к уму, по-моему, не существует. По некоторым постановкам можно сказать, что их автор - не дурак, но совсем не обязательно быть мудрецом, чтобы сочинять танцы. Как сказал Глен Тетли: «Балет останавливает нас в этой утомительной привычке всё время думать…»