Илья Олейников: Хочется быть Гагариным, а не Титовым
- Илья Львович, а у Бортко в «Тарасе Бульбе» вы будете сниматься?
- Я с нетерпением жду этого момента. Потрясающий сценарий, который написал сам Бортко, правда, не без помощи Гоголя… Бульбу играет Богдан Ступка, а для меня уготован образ некоего Янкеля. Это такой трагический персонаж… Но на эту роль будут еще пробы и других актеров. Я усиленно сейчас готовлюсь, чтобы опередить своего «дублера». Хочется быть Гагариным, а не Титовым… Роль и сложная, и страшная, и персонаж этот жалкий такой. Я никогда ничего подобного не играл. А очень хочу, потому что чувствую - могу. Мы с Владимиром Бортко давно знакомы. Он вообще мне сказал, что хочет снять картину со мной абсолютно драматическую. Понимаете, смешить мне уже надело. Возраст такой, что хочется уже что-то серьезное сделать.
- Илья Львович, у Райкина было такое удостоверение: «ФИО - Райкин Аркадий Исаакович. Должность - художественный руководитель театра миниатюр под руководством Райкина Аркадия Исааковича». Скажите, у вас много удостоверений?
- Ой, я их теряю мгновенно! Единственная «корочка», которую я храню, это карточка почетного посетителя ресторана при Доме литераторов, поскольку там 50%-я скидка. Я ее храню свято, потому что там хорошая кухня и очень приятная атмосфера.
- Говорят, что в Питере есть кафе «Городок»…
- Оно было, но благополучно скончалось по причине того, что кухня неважная. А ресторан на одном имидже держаться не может.
- Какая у вас запись в трудовой книжке?
- Гм. Что там написано, сейчас даже не могу сказать. Вот первая запись была сделана в 1964 году: «ученик аспираторщика».
Аспираторщик - это человек, который работает на обувной фабрике и выносит отходы кожевенного производства. Там я проработал 4 месяца. Потом ушел в автоколонну учеником электрика. Проработал три дня. После того, как я взорвал «Колхиду», - так удачно я ее починил - меня уволили. Далее: один день я украсил собой организацию под названием "Молдавсвязьстрой" - опять же учеником электрика. На второй день я был отправлен в командировку, после которой я и оттуда сбежал.
- Все может измениться в этом мире, но ваши усы останутся неизменны. Это так?
- Нет, если возникнет какая-то очень интересная роль, где я понадоблюсь безусый, то я их состригу без вариантов. Но потом я их отращу, естественно. Главное, было бы во имя чего их лишиться.
- Ваши песни исполняли Михаил Шуфутинский, Эдита Пьеха…
- Теперь и «Чай вдвоем» поют. Уже вышел мой авторский диск "Мой шансон", где записано 15 песен. 13 моих, и две - жены. Она тоже их сочиняет. Компакт был быстро распродан, вот теперь собираемся сделать DVD-версию. Сейчас возникла идея записать еще один альбом - пополам с супругой. Но это шансон. Я-то могу писать разную музыку.
- Вы же еще и прозу пишете - книга «Жизнь как песТня» читается на одном вздохе. Вам осталось только освоить балет, живопись и ядерную физику. Может, на досуге и там бы что-нибудь открыли…
- К счастью для ядерной физики, я ее не освою никогда, потому что все, что связано с точными науками, для меня было и осталось чем-то непонятным. В школе я спасался от двоек по физике-химии-математике, как правило, тем, что в конце каждой четверти с выражением рассказывал биографии великих ученых.
- Вы согласитесь с тем, что человеку дается какая-то способность, которую только надо развить, а не добиваться всего потом и кровью?
- Нет. Только потом и только кровью. Правда, бывают случаи, когда и бездарность может добиться чего-то. Но, если говорить о чем-то настоящем, то результат дается только в результате труда. Если судить по себе, то Господь мне дал какие-то определенные способности: раз я поступил в творческий вуз, значит, во мне что-то было. Но между мной сегодняшним и тем - совершенно колоссальная дистанция, потому что, когда начинаешь работать, то приобретаешь опыт, который тебя преобразовывает. А если к этому добавляется и популярность, то к тебе уже возникает какой-то процент доверия, подчеркивающий ответственность перед людьми.
- Фрагмент из вашей книги: «Одноклассник Миля, который в школе был круглым двоечником, стал президентом авиакомпании в Израиле»…
- Да, это мой приятель.
- Вы с кем-то еще пересекаетесь из школьных знакомых?
- Все одноклассники, с которыми я общался, разъехались. Кто в Америку, кто в Израиль. В городе Кишиневе, на моей родине, не осталось практически никого. И когда я приезжаю туда, для меня это абсолютной пустой город, потому что нет никого из друзей. Поэтому туда я стараюсь не ездить.
- А кто входит в ваш ближний круг?
- Ну, он у меня небольшой. И как ни странно, актеров в нем очень мало. Есть друзья, которые занимаются бизнесом. Один очень хороший приятель - спортивный комментатор Геннадий Орлов. Есть работники таможни. (Но вы ж понимаете, что они мне нужны не для того, чтобы я контрабандой перевозил грузы. Я к бизнесу вообще никакого отношения не имею.) Так по жизни срослось…
- Как вы считаете, чувство юмора можно назвать наследственным?
- Ну, наверное, это как-то генетически действительно может передаваться. Как и алкоголизм, хотя он чаще. У меня и мама, и папа обладали замечательным чувством юмора, хотя и очень своеобразным. Тут, понимаете, какая штука… Есть довольно большой процент людей, которые думают, что это чувство у них есть, а на самом деле оно отсутствует напрочь. Для меня таковыми являются те, кто хохочут над репризами Сергея Дроботенко, например. Вот, кто понимает, что такое Жванецкий, кто смеется на фильмах Чарли Чаплина, кто ходил на Райкина, Карцева и Ильченко, Гену Хазанова, когда он еще работал на эстраде - эти люди, несомненно, одарены этим чувством. Но, к сожалению, с нынешней телевизионной политикой уровень самого юмора катастрофически занижается...
Недавно я столкнулся с фактом, который меня потряс. Нас с Юрой Стояновым пригласили на фестиваль юмора в Ялту. Там было много артистов, среди которых - Жванецкий и Верка Сердючка. И я увидел надписи на дверях двух грим-уборных. На одной мелом написано «М. Жванецкий», а на следующей - табличка, на которой золотыми буквами - "Верка Сердючка", и стоят четыре охранника. Тогда мне стало совсем нехорошо…
- Тот случай, когда чувство собственного достоинства путают со снобизмом. Многие думают, что они хозяева этой жизни, совершенно упуская мысль о Провидении. Бывали ли у вас ситуации, когда вмешивались какие-то сверхъестественные силы?
- Да. У меня есть знакомая ясновидящая – Галочка, и когда у меня возникает такая пограничная ситуация, я иду к ней, и она говорит, как правило, все так, как потом и происходит. Но стараюсь обращаться пореже, потому что начинаешь чувствовать себя зависимым. Но были моменты, когда казалось, что выхода из сложившихся обстоятельств уже нет. Она мне советов-то и не давала никогда. Не торопи события, говорила, и все будет совершенно нормально.
- Один мой знакомый, который стал дедушкой, воскликнул: «Я дед? Ничего подобного! Я - муж бабушки!». А как вы восприняли свою новую ипостась, когда родился внук Тимофей?
- Я не могу сказать, что я муж бабушки, потому что моя Ирина – мы с ней живем 33 года, - совершенно непохожа на нее. Выглядит замечательно, тщательно следит за собой. Когда Тимоша называет ее бабушкой, она воспринимает это адекватно. Любые другие обращение такого рода вызывают у нее, мягко говоря, раздражение.
- Она научилась готовить мититеи? (молдавская кулинарная изысканность, которую обожает Илья Львович – М.Ш.)
- Нет, к сожалению… Но их даже уже в Молдавии перестали готовить. Вы знаете, что это такое? Они внешне похожи на люля-кебаб, только там другое мясо и совершенно по-другому делается. В Кишиневе в 60-е годы это было блюдо №1. Их поливаешь уксусом, посыпаешь зеленым горошком, обкладываешь такими солеными зелеными помидорами (причмокивая) - и м-ца!. Этот вкус у меня стоит до сих пор. В Кишиневе осталось одно место, где их готовят - на базаре. И когда доводится там бывать, я иду на этот базар, хотя понимаю, что мне это будет непросто, но я все равно их сожру, чтобы получить свою дозу удовольствия.
- О популярности. Вы относитесь к артистам, которых всегда встречают улыбкой. Вы же летаете в самолетах, ездите в поездах…
- Да. Встречают. Но я не люблю больших скоплений людей. Я себя тогда чувствую дискомфортно. В этом есть отрицательная сторона популярности. Бывает, хочется прогуляться где-то, зайти в какое-нибудь кафе и слопать пирожок с капустой, образно говоря. Но я не могу себе этого позволить, потому что сразу начнут узнавать, брать автографы и все такое прочее. Даже ночью едешь в автомобиле, а тебя все равно каким-то образом узнают. Но в машине как-то легче: вжик - и уехал. А когда среди людей…
Я тут был в Астрахани на фестивале комедийных фильмов. Это было тяжелое испытание. Меня окружили зрители в огромном количестве и все - с просьбой дать автограф. Не хочется никого обижать, но на …надцатом листке руку схватывает судорога. Ты понимаешь, что это так быстро не закончится и говоришь: «Ребята, спасибо. Все. Сеанс закончен». С одной стороны и неловко, а с другой стороны, уже сам устал…
- Можете сказать, какой главный урок преподала вам мама?
- Не знаю… Она меня никогда не воспитывала. Просто была доброй, отзывчивой женщиной. Никакой педагогики не было и в помине. Она просто была мамой. Папа тоже был папой, но большее влияние на меня оказала мама. И вот то, что я получился такой, какой получился, это ее заслуга. Я ни разу не совершил никакой подлости, ни один человек из-за меня не пострадал. Это у меня все от мамы. Что я несу? И от папы тоже, разумеется…
- Вы помните своего деда?
- Да, и бабушку помню. Они были очень старые. Бабушка ушла в 86 лет, дед - в 88… Папа - в 83. Надеюсь, что эти гены передадутся мне. Хочется подольше пожить и побольше чего-то сделать.
- Один из последних афоризмов Жванецкого: «Богатство и слава вредны в молодости. Потом они безвредны». Вы согласны с этим утверждением?
- Я думаю, что богатство и слава, в принципе, никогда не вредны. Другое дело, когда к тебе это все приходит это очень рано. Тогда это тяжело адекватно воспринимать. Поэтому, как правило, много ранних звезд спекается. Когда тебя ждут на улице, просят автограф, выходишь на сцену, и тебя встречает шквал аплодисментов - это тяжелое испытание. Ко мне известность по-настоящему вообще пришла-то лет в 50.
Но я всегда хотел и долго шел к этому. Все время верил, что рожден на этот свет не для того, чтобы работать по красным уголкам, санаториям или заводским цехам. Но чем старше я становился, тем меньше в это верил. Тем не менее, я не сдавался. Поскольку я фаталист, то думаю, что мне заранее было суждено пройти этот путь. И прямо скажем, довольно неприятный. Но мне надо было его преодолеть. У каждого своя дорога. Я когда был маленьким, никак не мог понять, что это за совершенно дурацкая поговорка: «Жизнь прожить - не поле перейти»? Казалось бы, живи себе и живи. Главное - не получай двоек и кури так, чтоб папа с мамой не видели, и все будет в порядке. И только когда взрослеешь, понимаешь, какое это тяжелое испытание - жизнь сама по себе. Счастливого земного пути не бывает. Ни у кого…
